Женька тоже пошлёпал по старому следу, но было видно, что он находился в раздумьях по поводу правильности выбора.
А я, ни секунды не сомневаясь, уверенно пошагал прямо на «уазик», казавшийся таким близким и доступным. Правда, пошагал – это громко сказано, ведь ноги проваливались в топкую болотину по щиколотку, а порой и по колено, но это не было неожиданностью, ведь там, где пошли Женька и Евген, было всё почти так же.
Когда позади осталось больше трети пути, я неожиданно провалился довольно глубоко и зачерпнул сапогами болотной водицы. Это было досадно, но вполне логично – я ведь шёл не по асфальту – и я уверенно похлюпал дальше. Ещё метров сто обошлось без сюрпризов, а потом пошло! Провал следовал за провалом – всё чаще и всё глубже. Почва под ногами колыхалась мёртвой зыбью, и я уже не искал более приемлемые на взгляд варианты пути, я брёл напрямую, и тупая усталость наполняла меня, как вода трюмы тонущего «Титаника», и выжимала из всего моего существа все эмоции и желания. Во мне было только одно: дойти до тверди! А пути оставалось не меньше полукилометра!
Выкарабкавшись из очередного «влагалища», я остановился, чтобы немного отдохнуть и обдумать непростую ситуацию. Хотя, думай, не думай, а иного выхода нет. О возвращении назад не могло быть и речи, а вправо и влево простиралось всё то же болото, невероятно красивое и совсем не страшное. Я мысленно порадовался за Евгена и Женьку и похвалил их за то, что они не вняли моим идиотским призывам. Евген был виден далеко впереди и левее от меня, а вот Женьку я обнаружить почему-то не мог, хотя он должен был быть чётко слева. Может быть, он отдыхает, усевшись на кочку, и поэтому мне не виден? Вероятно, так.
Я собрался двинуться дальше, но вначале оглянулся, чтобы оценить пройденное расстояние. И то, что я увидел там, вызвало у меня шок! Метрах в пятистах от меня маячила знакомая фигура – это Женька тащился по моему следу! Хотя, никаких моих следов он видеть не мог, и не только потому, что они были очень незаметны, а в силу своего не идеального зрения. Я представил его, ползущего по этой трясине, поминутно проваливающегося в топь и не видящего ни шиша, потому что очки его залиты потом, и мне стало так тоскливо! Первой мыслью было подождать Женьку и выбираться вместе, но стоять просто так оказалось небезопасно: ноги мгновенно погружались, и болотное чрево ласково простирало свои объятья. Нет, стоять на месте было нельзя! Назад идти тоже не имело смысла. Тогда я решил докричаться до Женьки, чтобы он попытался как-то свернуть на старую тропу. Но, увы, ветер дул прямо на меня, и, будь у меня вместо глотки пароходный гудок, и тогда бы Женька его не услышал. И я снова стал пробиваться вперёд, к машине.
Евген, конечно, выбрался первым, и я чётко видел не только его стройную фигуру, но даже весьма довольную рожу. Он вышагивал вокруг «братишки», как степенный аист, и иногда призывно помахивал нам руками. Во мне всё выло и стонало от желания пройтись хоть несколько шагов по твёрдой почве, но ещё нужно было преодолеть метров двести болота и переправиться через ручей, огибавший отсыпку, на которой гордо возвышался наш автомобильчик.
Я точно не помню как, но я всё же выбрался на твердь земную, но никакого удовлетворения это во мне не родило. В каждой клеточке тела, в каждой клеточке души была только усталость. Не было усталости только в совести, и она бодро терзала меня за то, что я уже выбрался, а Женька продолжает тонуть и неизвестно ещё, как удачно он выберется. Если бы я был верующим, я бы истово помолился за него, но что не дано, того не украдёшь!
– Ну, Серёга, эту гипотенузу я никогда не забуду! – таковы были первые слова Женьки, когда он благополучно (хотя, что значит благополучно? то, что не утонул?) выбрался на отсыпку.
Но я не стал извиняться и оправдываться, я только сказал:
– Зато какое приключение, Жень! Неужели ты жалеешь? Вот о чём сыну-то расскажешь!
– Конечно, – поддакнул Евген, – тут есть чего порассказать! – И, подумав, добавил: – А вы чувствовали мою помощь?
Мы в недоумении уставились на него.
– Ну как же, я ведь сосредоточился и мысленно всю свою энергию отправлял вам!
– Так вот оно что! – хлопнул себя руками по мокрым штанам Женька. – А я-то думаю, кто это мне силушки прибавляет!?
– Да, Евгенчик, – кивнул я головой, – без тебя бы мы точно утопли! Спасибо за заботу!
– Если бы с вами что-то случилось, я просто не представляю, что бы делал!
«Да, действительно, парень переживал», – подумалось мне, да и Женьке, вероятно, тоже.
А Евген, помолчав, неожиданно продолжил:
– Конечно, что бы мне было делать, ведь ключи от машины у Сержа, да и ездить-то я почти не умею!
19
Мы ждали Шефа.
Я намеренно пишу это слово с заглавной буквы. Но совсем не потому, что хочу пододвинуть нашего руководителя поближе к Господу Богу, и даже не из-за элементарного подхалимажа. Просто слово это так часто всеми нами произносилось, что иногда не сразу вспоминалось, а как же на самом деле зовут нашего начальника.
Итак, мы ждали Шефа. Два дня назад, под вечер, примчался Иваныч и сообщил нам эту весть. Когда я увидел его, запыхавшегося, словно он бежал из Усинска бегом, а не ехал на машине, сердце моё прыгнуло в голову и забарабанило по вискам, и там всё завыло, задребезжало, как на эсминце во время тревоги. Но Иваныч только грустно посмотрел на меня и неловко пожал плечами. Да чего иного я ожидал? Чудеса даруются лишь тем, кто их заслужил! А наш непревзойдённый доставала (не потому, что мог достать всех, но потому, что мог достать всё!) вывалил нам радостное известие и от себя попросил:
– Только вы тут хоть приберитесь, посуду помойте. Особенно кружки, а то Шеф терпеть не может, если кружки грязные!
– А у нас, между прочим, посуды грязной не бывает! – гордо и немного обиженно заявил Евген.
– Конечно, – согласился я, – откуда же ей быть грязной, если некоторые её вылизывают почище стаи ротвейлеров!
Евген внешне не прореагировал на мою колкость и сделал вид, что уж его-то это не касается. А Иваныч, уже собиравшийся уезжать, вдруг что-то вспомнил и пошагал к компьютеру. Да-да, конечно, вы и сами догадались, что же он собрался сделать. Бедная-бедная наша сестрёнка!
– Интересно, а что нам Шеф привезёт вкусненькое? – раскроил рот улыбкой Евген и стал похож на Буратино с обломанным носом.
– Вообще-то, он обещал мне водочки, – припомнил Женька, – если работа пойдёт хорошо. Хотя по мне, лучше бы пивка какого-нибудь вкусного!
– А я хочу мороженого. Много-много! И торт бисквитный! – зажёг в глазах вожделение Евген, и язык его забегал по губам, собирая слюну, обильно их оросившую.
Я смотрел на них и видел, что в этот миг они где-то далеко-далеко от меня – в пивных реках с кремовыми берегами. На лицах их, спотыкаясь о носы и скулы, блуждали улыбки, слегка отливающие даунизмом, а глазки затянулись туманной пеленой истомы. И, исключительно в психотерапевтических целях, я решил вернуть их в рутинную реальность:
– Мороженое пиво Шеф, естественно, привезёт, но ещё он обязательно привезёт какую-нибудь бяку, типа увеличения объёмов задания при урезании сроков исполнения!
И эта моя пессимистическая реплика смела с лиц моих друзей все их мечтания, подобно торнадо, сдувающему на своём пути дома и деревья. Женька моментально закурил, а Евген попенял мне:
– Ну зачем ты так, Серж, хоть бы чуть-чуть помечтать дал.
– Ты, кажется, хвалился, что у тебя всё чисто, всё вымыто? Вот давай и делай это, чтобы всё соответствовало.
– Да сделаю, сделаю, подумаешь, проблема. А я ведь даже почувствовал во рту вкус мороженого! – и Евген опять облизнулся.
Женька молчал, упорно задымляя комнату, и это навело меня на интересную мысль:
– Жень, а ведь Шеф-то не курит.
– Не курит. Ну и что?
– Нет, он не просто не курит, а совсем не переносит табачного дыма!
– А я-то здесь при чём?
– Вот именно ты-то здесь и при чём! Ты же не хочешь, чтобы Шеф, войдя в наше жилище, долго и тяжело кашлял, а потом безвременно почил, отравившись этими ядохимикатами?!
– Ты же не отравился, да и Евген жив.
– Ну, Евген и сам курит, хорошо только, что очень мало. А что касается меня, то я уже потихоньку адаптировался. И потом, у меня нет другого варианта, ведь приказать тебе не курить тут я не могу, а мои просьбы ты принимаешь, как выпендрёж!
– Да я даже дома курю! – взорвался Женька, но тут же, потише, добавил: – Правда, только на кухне.
– Это хорошо, что ты заботишься о здоровье своего сына! – с сарказмом сказал я. – И всё-таки Шеф, я думаю, будет не очень доволен!
Женька лишь пожал плечами, как бы говоря: а мне-то какое дело?
А Евген, о чём-то усиленно думавший во время этого нашего диалога, внезапно подпрыгнул на кровати и вскричал:
